26. Начало расследования

Сергей Евгеньевич Соколов
        Время после обеда, понедельник; Нина почти неслась по коридору института, она еле сдерживалась, чтобы не перейти на бег, инстинктивно придерживала за края свою лёгкую юбку плиссе светло серого цвета, чтобы та не развевалась, не открывала ноги. Она уже не оглядывалась, ей было всё равно. Опять эти странные сальные взгляды, опять шептания и пальцы в её сторону. Лицо её – как застывшая маска, а внутри она уже рыдала. Постучалась по привычке и тут же резко открыла дверь кафедры математики. Кроме Петра Алексеевича здесь были другие преподаватели. Все оторвались от дел и смотрели на неё: девушка со сжатыми кулаками, лицо напряжённое отражало муки.
- Девушка, что с вами? Вам помощь нужна? – не выдержал и спросил один преподаватель.
- Извините, - еле выговорила она.
- Коллеги, это ко мне, с моего курса студентка, разберусь, - сказал Пётр Алексеевич, обвёл взглядом помещение, быстро подошёл к Нине, - может быть, я провожу вас к врачу, вам надо успокоиться, - больше для посторонних сказал Пётр Алексеевич, а сам делал глазами знаки Нине, чтобы выйти в коридор. 
        Они вышли и быстро, молча прошли вниз, Пётр Алексеевич придерживал за руку Нину, ему уже не было дела до взглядов и слухов, они вышли на улицу и быстро дошли до его машины.
- Опять эти взгляды и пальцы, - разревелась Нина, не успевала вытирать слёзы, плечи её вздрагивали судорожно, - они же меня изживают… за что?!
        Пётр Алексеевич обнял её за плечи, тихонько по-отечески прижал к себе.
- Нина, я понимаю, то, что кто-то это делает, это мерзко. Но нужно время, любое расследование требует время.
- Мерзко?!!! Время?!!! А мне что делать в это время, пока ты ведёшь своё расследование?!!! – уже откровенно орала Нина, - мне сдохнуть на время? Да?!
        Пётр Алексеевич остро почувствовал глубину боли и отчаяния Нины, также и беспомощность свою увидел.
- Нина, у меня есть очень обоснованное подозрение, кто это может делать.
- Так кто же?!!! – в нетерпении выкрикнула Нина.
- Есть такая. Пыталась за мной ухаживать. Только она может быть заинтересована. Алевтина Андреевна, экономистка.
- И что? – ехидно спросила Нина, - что ты с ней сделаешь? Почему она ещё ходит по земле?!!! – И Нина закрыла лицо руками, качала головой и выла, понимая, что зашла слишком далеко в своих мыслях о мести.
- Нина, Ниночка, - я всё сделаю, я остановлю её! Каким способом она это делает? Узнаю. Поверь, Ниночка, я заткну ей глотку. Но мгновенно это невозможно. Пойми ты. Во всяком деле необходимо терпение. Рациональное предложение – на это время тебе лучше взять больничный. У меня есть знакомый врач, оформит. Ты будешь также готовиться к сессии. С другими преподавателями я договорюсь. Скажу, что ты готовишься, болезнь позволяет тебя учиться, но врач для подстраховки, чтобы не заражать других посоветовал взять больничный. ОРЗ тоже может переходить в осложнения. Такой план принимаешь? А я буду действовать.
- Да, - после раздумий произнесла Нина, - да, так, наверно, лучше, спасибо. -  И она просто припала головой к плечу Петра Алексеевича, ей так хотелось побыть в дрёме.

        Только Пётр Алексеевич вернулся к себе на кафедру, как к нему вошли Николай Ильич и Андрей Кузьмич. То, что Николай всегда имел строгое выражение лица, это было привычно, но всегда ироничный и любящий пошутить Андрей тоже свёл брови и смотрел очень обеспокоенно.
- Чем обязан, друзья, - шутливо начал Пётр Алексеевич.
- Не до шуток, друг, пойдём в туалет сходим, - сказал Николай Ильич.
Пётр Алексеевич в изумлении поднял брови.
- Да, да, - дополнил Андрей Кузьмич, - пойдём, не шутки, сам всё увидишь.
Они стояли перед белой кафельной стеной и смотрели на надпись – «Перманцева всем сосёт».
        Пётр Алексеевич напрягся от злости и негодования.
- Ты понимаешь, что – да, умные люди понимают, что это чей-то намеренный навет, попытка мести, фиг знает за что, - пока не знаем, - говорил Андрей Кузьмич. - Но многие идиоты подхватят. А девушке каково? если кто-то подойдёт к ней и скажет: «Ну, что, пошли? Там отзывы о тебе хорошие, что ты классно сосать умеешь».
- Андрей, всё понятно, не надо лишних слов, дело серьёзное, по сути уголовное, - сказал Пётр Алексеевич.
- И есть у тебя версии? – спросил Николай Ильич, стирая намоченной бумагой надпись, - ух, тяжело стирается, фломастер какой-то особенный. Кстати, редкий фломастер, это зацепка.
- Версия есть, - сказал Пётр Алексеевич, - Алевтина Филимонова, - медленно произнёс он.
- О-от, наша гусыня, - округлив глаза, сказал, сказал Андрей Кузьмич, - от неё это можно ожидать. Видели, видели, как она тебя охаживать пыталась. Небезосновательная версия.
- Так, мужики, пойдём из туалета, надпись уже стёр, - сказал Николай Ильич.
- Версия-то версией, а как доказать, как уличить? - сказал Пётр Алексеевич, когда они уселись на дальний угловой столик в профессорском буфете.
- Пока надо за ней понаблюдать. Да, это будет уже метод, будем втроём за ней наблюдать, тут же делиться любой информацией, сопоставлять её. Согласен, Андрей? - с энтузиазмом предложил Николай Ильич.
- Без вопросов, и ещё Вадима подключим, я уверен, он согласится. Дело серьёзное.
          *****
        Антон уже утром видел в туалете эту надпись, в туалете на другом этаже. Он стёр её. Мысли быстро крутились в его голове. Чувства: возмущение, ненависть, злость, решительность, любовь, - все они, слившись в комок, заставляли его бешено думать. Первое, что он сделал – нашёл уборщицу и расспросил её, - видела ли кого? Кто входил утром до начала занятий в туалеты? Она божилась, что сегодня никого не видела. Сама возмущалась, - какой же охальник, какой же урод посмел опозорить такую хорошую девочку. И заверила, что если что увидит, то сразу сообщит ему. Она сказала, что поначалу стирала эти надписи, а потом на больничном была, когда вышла, посматривала, но утром не видела.
        Друзья - Андрей, Пит, тут же утром нашли Антона, - все были сдержаны и напряжены, заверили в поддержке и помощи. Сошлись во мнении, что надо поискать, у кого мог быть такой фломастер, обменялись наблюдениями, что до сих пор такого ни у кого не видели.
 
        Антон решил действовать методом исключения. Он нашёл того парня, который ещё на картошке пялился на Нину и который получил от него в челюсть. 
- Паша, я по делу, - начал Антон, - ты видел надписи про Нину?
- Видел, - ответил Паша и насторожился.
Антон поймал его настороженность и продолжил давить.
- Это ты?!
- Ты что, Антох! Да нафига мне?
- А что напрягся тогда, если не ты? - продолжал давить Антон.
- Да вид у тебя свирепый. Ты бы на себя посмотрел со стороны. Как здесь не напрячься?
        Антон внимательно посмотрел на него. Нет, не он. Да и ни к чему ему, никакого повода не было. Антон вспомнил, что Паша ухаживает за своей девушкой, и нет никакого смыла ему пакостить Нине.
- А может ты мне захотел отомстить? За тот мой удар тебе в челюсть?! – решил до конца проверить версию Антон.
- Антох, да ладно, ты меня совсем за чмо принимаешь? Не прав ты, Антох. А тогда я был не прав, разгорячён был, озабочен, повыпендриваться хотелось. Одно напряжение отпустило Антона, он ясно понял, что это не Паша.
        Антон, не раздумывая, направился на кафедру математики. Постучался и тут же открыл дверь. Пётр Алексеевич стоял, наклонившись за своим столом, и собирал в портфель бумаги. Он быстро поднял голову. Антон увидел в его взгляде удивление, настороженность, интерес.
        - Здравствуйте, Пётр Алексеевич. Есть у вас несколько минут? Извините, дело очень срочное.
        - Да, конечно, Антон, – произнёс профессор, - только давай пройдём в лабораторию, там сейчас точно никого нет, а сюда могут прийти. – профессор догадался, что именно эта неприятная ситуация, что происходила сейчас с Ниной, привела Антона. Взгляд молодого человека был наполнен яростью и возмущением, мышцы скул напряжены, губы сложены в странную улыбку, которая отражала одновременно и решительность и брезгливость. Они давно не разговаривали на тему математики, как это часто бывало раньше. Они смотрели друг другу в глаза не дольше секунды, всматривались в состояние друг друга. Профессор не хотел увидеть во взгляде Антона укор за то, что он, по-простому говоря, увёл от него девушку. Антон же не хотел увидеть в глазах профессора надменность и триумф победителя. Профессор смотрел спокойно, через внешнюю строгость его взгляда светилась мудрая доброжелательность.  И Антон пришёл не за выяснением отношений, а в поисках единомышленника, соратника для разрешения этой мерзкой ситуации, в которой оказалась Нина. Мужчины поняли друг друга без слов, профессор оценил благородство студента. В помещение кафедры вошёл преподаватель и замер в изумлении, застав эту дуэль взглядами. «Коллега, это ко мне, мой давний способный ученик», – объяснил Пётр Алексеевич. «Да, да... ну, ну», – что-то про себя подумал преподаватель и слегка покачал головой.
        -  Значит ты в курсе? – спросил, чтобы удостовериться, профессор, как только закрыл дверь лаборатории.
- Да,  и видел своими глазами. Я пришёл вас спросить, что вы знаете об этом, какие есть версии? Этот ужас надо остановить как можно быстрей.
- Да, я согласен, что лучше будет объединить усилия. Мои коллеги тоже подключились. Нина абсолютно порядочная девушка.
        - Я проверил одного парня, он когда-то пошлил в адрес Нины, – сказал Антон, – но он ни при чём, я уверен, что ни при чём.
        - Да, вряд ли это студент, – задумчиво произнёс профессор, размышляя,
стоит ли Антону открывать версию своего подозрения. – Есть у меня подозреваемая, мы с коллегами ищем улики, наблюдаем за ней.
        - Подозреваемая? – Антон удивился, что это может быть женщина, - Кто она? Назовите!
        - Антон, пойми, я не меньше твоего заинтересован защитить честь Нины, но сейчас я не могу назвать. Нет доказательств. Я и мои коллеги наблюдаем за каждым её шагом. Я буду держать тебя в курсе.
        - Но, почему не сказать? Я тоже буду наблюдать за ней. Так мы быстрей сможем уличить её.
        - Не могу, пойми, нет никаких доказательств, - твёрдо решил профессор не посвящать в свои подозрения Антона. Он разделял благородный порыв Антона, но в то же время опасался, что тот может натворить дел сгоряча.
        - Ладно, жаль, - произнёс Антон, в презрительной улыбке сложились его губы, он развернулся, быстро пошёл к выходу, не попрощался и громко хлопнул дверью.
 
        Нина получила больничный; что завтра не надо идти в институт, это успокаивало и расслабляло её. Она грустно улыбнулась, с благодарной улыбкой, что Пётр Алексеевич всё же хорошо придумал, позаботился. Родители должны были сегодня прийти поздно, и Нина хотела лечь и забыться, но беспокойство, – а что же это произошло? а может быть за это время что-нибудь выяснилось, – не давало ей расслабиться. Она позвонила Петру Алексеевичу. По его тону она поняла, что он что-то узнал. Она спрашивала, что это? Он уговаривал, что лучше ей не знать. Она, готовая сорваться на истерику, требовала сказать ей всё что он узнал. Он понял, что скрывать будет хуже, сказал, что это похабные надписи в мужских туалетах про неё. Она замерла, внутри похолодело, она интуитивно догадывалась, что это что-то в этом роде.
        - А что? Что именно там написано?!
        - Поверь, Нина, не стоит тебе знать, обычная похабная надпись без особой фантазии. Прости, но я не смогу тебе это произнести. И автор не стоит такой чести, – добавил он, решив, что это убедит Нину не настаивать. – Лучше успокойся. Я сам сейчас продумываю варианты, как уличить злодея, или, скорее, злодейку. Скоро всё закончится, поверь мне.
        У Нины уже не оставалось сил настаивать, уже эта, некоторая определённость, немного успокоила её. Они попрощались и Нина рухнула спать.

                ***
- Что с тобой, дочка? – спросила мама Нину утром, когда та осталась дома и сказала, что взяла больничный, - глаза у тебя какие-то утомлённые, а температуры нет, - мама коснулась лба Нины, хотя та пыталась уклониться.
- Да, мам, может и нет, но чувствую себя плохо. Наш врач институтский сказал, что сейчас такой грипп ходит, бестемпературный вначале бывает, и порекомендовал посидеть дома, - объяснила Нина.
- Ладно, вот и посиди.
- У нас есть лекарства? Врач сказал, ничего особого не пить, а для профилактики только.
- Посмотри в аптечке, если нет, у меня ещё есть время сходить и купить их тебе.
Нина открыла аптечку, поискала и, продолжая спектакль, радостно сказала:
- Да, мам, всё есть. Буду отдыхать.
        Мама ушла. Нина ходила из комнаты на кухню, ноги сами носили её. Утром всё то, что она вчера узнала, на что вечером не хотела смотреть, уберегая себя от боли, всё это всплыло, - она чувствовала себя потерянной; возмущение рвалось изнутри, вырывалось как упругая штормовая волна с тяжёлым выдохом, со стоном, - вторая волна и ещё, ещё. Негодование, злость, непонимание, - эти чувства и изнутри, и как будто снаружи одолевали её. «За что? За что? – задавала она себе вопрос, не имеющий ответа, - как дальше жить? Как я смогу там дальше учиться?» Нина остановилась и задумалась, неожиданное понимание пронзило её, - она верила, что найдут злоумышленницу, пресекут её мерзости, может быть, и накажут, но как она после этого будет ходить в институт? Как возможно объяснить всем, кто видел эти мерзкие надписи и всем кому рассказали о них? Невозможно! Ясное понимание пришло к ней, понимание того, что жизнь уже не будет прежней, - холодок пробежал по всему телу, Нина вздрогнула, все волнения затихли, давая возможность ей побыть с этим новым открытием.
 
        Жизнь тряханула её, скинула с пути, по которому она старательно шла третий год, старалась привыкнуть, стараясь верить, что так правильно. А теперь возврат туда был невозможен. Нина присела, локоть упёрла в бедро, лоб опустила в ладонь, - о, сколько пота на лбу. В душе ещё клокотало негодование, жалость к себе, но уже было спокойней. Нина дошла до дивана и обессиленная прилегла.

продолжение http://proza.ru/2024/12/01/7